ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ ВЕЗЕТ
В душе - юнец, а по паспорту - 60
Оксана ЯНОВСКАЯ
С Евгением Будинасом я познакомилась в 2001 году. Тогда в Минске революционно настроенная и читающая публика подпольно покупала его книгу «Дураки». Как и многие другие, я эту семисотстраничную книгу прочла за одну ночь. В теперь уже, кажется, таком далеком 2001 году Евгений Доминикович во время первой встречи показался мне этаким звездно-капризным джентльменом. Ну, конечно, то некстати батарейки в диктофоне сели, и я мчалась из его квартиры на 6-м этаже на 8-й к Светлане Алексеевич, чтобы одолжить батарейки или диктофон, то еще какие-то производственные трудности. Потом, когда прочитал принесенное на согласование интервью, посмотрел на меня из-под очков с интересом: «Ничего не переврала». Теперь, три года спустя, налета звездности и капризности не осталось. А, может, я изменилась...
- Евгений Доминикович, в 2001 году Вы уехали в Литву, и даже как будто навсегда. Поговаривали, что у Вас там был успешный бизнес, а злые языки утверждали, что ничего не получилось, поэтому Вы и вернулись. А что на самом деле?
- Моя жизнь проходила в таком сумасшедшем ритме, что в интервью десятилетней давности я сказал, что больше всего на свете мечтаю, чтобы мне стало скучно. Это я сумел организовать себе, когда, написав книгу «Дураки», вынужден был уехать в Литву. Что меня радовало, так как в Вильнюсе я вырос. Думал, уезжаю навсегда. У меня было такое впечатление, что книга – это своеобразный итог моего сорокалетнего пребывания в Беларуси. В Литве, разумеется, я занялся какими-то делами, но вдруг оказалось, что мне впервые в жизни стало скучно. Радости хватило не надолго. Потому что вдруг я понял, что все наделанное за эти годы в Беларуси и не без моего участия, все это держит. Не хочу сказать, что я всегда творил что-нибудь хорошее, я делал и безобразные вещи, о многих из которых, впрочем, я не жалею. Но попытка расстаться с прошлым с помощью отъезда, да еще проигравшим, это - покушение с негодными средствами. Вернулся, поняв, что все здесь – это моя жизнь, и все здесь серьезней для меня, чем казалось.
- Первый проект, которым Вы занимались, вернувшись в Беларусь, это создание массовой газеты, о необходимости появления которой вы писали в романе «Дураки».
- Собрав команду журналистов, мы попробовали делать такую газету. Решили назвать ее «Хорошая газета». Исходили из принципов, что на самом деле чернуха всем обрыдла, так же, как и вся эта политика, которую я даже политикой не назову, а некое топтание в какой-то там ступе и переливание из пустого в порожнее. Мы хотели создать массовую газету, которая поднимала бы людям настроение. Помочь человеку выйти из депрессии, элементарно показав, что он не один, что это состояние, с которым легко бороться – иногда важнее политических свобод. Научить дачника спасти сад от заморозков, рассказать читателю о неком удачливом человеке, который сумел чего-то достичь в жизни. Казалось, что такая газета нужна людям, потому что все эти вещи для них гораздо важнее, чем, скажем, наезд на президента или на оппозицию. Жизнь должна продолжаться. А без позитива она становится невыносимой, как невыносимо наше перманентное состояние борьбы.
- Вы были намерены конкурировать с негосударственной прессой, которую у нас принято называть оппозиционной?
- Нет, конкурировать мы не собирались. Ведь мы были намерены издавать массовую газету. А что такое тираж отдельно взятой, так сказать, оппозиционной газеты? Да и все вместе 100 тысяч едва наберут. Массовой газетой была «Знамя юности», когда там работал «золотой состав» и тираж был один миллион! Вот и получается, что оппозиционная пресса сама для себя вскрывает проблемы, сама для себя ищет выходы и агитирует сама себя. Я не заметил, чтобы за 15 лет существования оппозиционной прессы у нее появился хоть один лишний читатель. Она для той части общества, которая ее покупает, но это та часть, которая уже давно сагитирована. Не надо думать, что народ и тусовка, которая читала газету «Имя», - одно и то же. Газета «Имя» - это была газета моих друзей, газета для моих друзей, газета про моих друзей. Но это определенный круг, а за его пределами находится общество, которое о Будинасе и всех других героях газеты ничего не знает и которому совершенно не интересно, что там происходило в Дудутках. Вот и получается, что мы похожи на кузнечика, который живет на большом листе и думает, что весь мир зеленый. Никто нас не знает, и никто никакими идеями демократизации или свободы слова не живет. Людей интересуют совершенно другие вещи. Я не могу себе представить реального колхозника, озабоченного проблемой свободы слова. Эту свободу ему никто не ограничивает, потому что в любой момент он может обложить матом не только свою жену, но и председателя колхоза и даже президента. Я ни разу не видел иска, ни судебного, ни, так сказать, общественного, к человеку, который обматерил власть или высокое начальство. Поэтому там этой проблемы нет. Там есть другое: как получить зарплату, как прожить, что делать с сыном, как его выучить, как купить дочке хоть какие-то одеяния, чтобы она не выглядела дурнушкой на фоне остальных. Вот эти проблемы по-настоящему волнуют людей.
- Что или кто помешал осуществлению этого проекта?
- Мы остановились, когда поняли, что все не так просто. Существуют властные структуры, которым никакая хорошая газета, кроме газеты «Советская Белоруссия», не нужна. Мы поняли, что нас грохнут не за то, что мы какие-то крамольные идеи будем популяризировать, а просто за то, что мы - массовая газета. Понятие «хорошая» в нашем представлении совсем не совпадает с понятием хорошего у тех, кто вершит сегодня судьбы государства. Я нисколько не сомневаюсь, что движимы они хорошими интересами – но хорошими только для них. И мы остановились, почувствовав, что просуществовать нам удастся нисколько, как только наш тираж превысит тираж оппозиционного круга, как бы дозволенного властями. при всех «наездах» властей на оппозиционную прессу – ее ограниченное существование власть вполне устраивает – создает видимость свободы печати, демократичности.
- И тогда Вы решили создать информационно-аналитический портал. Но не получится ли Ваш сайт таким же бестселлером для ограниченного круга, как когда-то «Дураки» – тираж 10 тысяч экземпляров, купить невозможно, опять читали только «уже сагитированные». У нас ведь далеко не в каждом доме есть компьютер, и уж тем более выход в Интернет.
- Ну, во-первых, каждую книгу прочитали как минимум 10 человек. Вы вот тоже пожаловались, что свою дали кому-то почитать, а там снова кому-то дали, и уже никто не может ее найти. И тот, кто в 2001 году назвал «Дураки» бестселлером для ограниченного круга, похоже, несколько ошибся. Что касается Интернета, то круг его пользователей пока действительно ограничен, но он расширяется независимо от воли государства. Анализ совершенно ранее незнакомого мне информационного поля, его потенциальные возможности удивили. Это не остановишь. Интернет расширяется по стране и попадает в самые отдаленные уголки. Все это замечательно, но проблема совсем в другом.
- В чем?
- Придя в Интернет с независимым изданием, мы нарушили, как оказалось, твердое правило: мы стали говорить не то, что положено в оппозиционной прессе, а то, что мы считаем необходимым сказать. И здесь мы столкнулись с такой жесткой цензурой, которая властям не снилась. С такими методами давления и подавления слова, которым могли бы позавидовать даже известные людям нашего поколения знаменитости партийной пропаганды, такие, как Савелий Павлов, Иван Антонович, один из которых возглавлял отдел пропаганды ЦК КПБ, другой – отдел культуры. Они тоже душили все живое, но более гуманными, вообще говоря, даже более порядочными методами, чем душат любое поползновение на честь и достоинство так называемых демократических лидеров. Это не было неожиданностью, но преодолеть это непросто. Мне не хочется всю жизнь одно и то же преодолевать – сначала борясь с цензурой у большевиков, теперь у демократов. Дело в том, что все мы, в том числе и политики сегодняшнего дня, воспитывались и выросли при социализме, а кто соприкоснулся с социализмом, тот уже заражен и безнадежно неизлечим. Когда-то Джилас, известный югославский политик, сказал, что хуже коммунизма может быть только антикоммунизм. Но если перефразировать его, глядя на ситуацию сегодня, иногда хочется сказать, что хуже власти может быть только оппозиция. Я представляю себе, каких собак на меня за эти высказывания понавешивают, но так ситуацию вижу и ничего поделать с собой не могу. Если мы хотим жить нормальной жизнью, то должны смотреть на себя честно, не бояться увидеть, что и король не всегда одет, да и мы не всегда умны.
- А что же, по-вашему, в нашей жизни самое ненормальное?
- Представьте себе, не власть. А то, что мы живем как пауки в банке, не прощаем друг другу ошибок, не хотим понимать друг друга и даже слышать, не хотим любить, не хотим поддерживать друг друга. И самое главное, что мы совершенно не в состоянии видеть за деревьями лес, мы совершенно не понимаем, что живем на одной земле и вообще говоря, почти все озабочены одним и тем же - как улучшить эту жизнь, сделать ее разумной. Но никак не можем между собой сговориться. Я не о тех, кто озабочен только стремлением обогатиться или прорваться к власти, а о нормальных людях.
- Ваша книга «Дураки» – это первый опыт художественно-публицистического осмысления современной истории Беларуси. В прошлом году другие авторы написали другие книги. Автор одной спрятался за псевдонимом, а Светлана Калинкина и Павел Шеремет, кстати, упомянутые в «Дураках», наверное, подарили Вам свою книгу.
- Дело в том, что я совсем не так высоко ценю «Дураки», хотя недавнее высказывание прототипа одного из героев моей книги – премьер-министра Капусты (это, понятно, Вячеслав Францевич Кебич), о том, что книга «Нашествие» написана для дураков, а вот «Дураки» - это для умных», мне польстило. От него я этого не ожидал, подозревая некую обиженность с его стороны. Должен сказать, когда я писал книгу, я весьма побаивался реакции властей. Преодолевал себя, заставляя раскрепоститься, не поддаться самоцензуре, которая вживлялась в нас еще в советские времена. Совершенно неожиданно реакция властей была довольно-таки сдержанной, а вот реакция оппозиции... Это невероятно! Но власть оказалась несоизмеримо снисходительнее. Из оппозиции один Зенон Позняк проявил корректность.
В автографе на книжке «Случайный президент» один из авторов, Светлана Калинкина, написала, что «Дураки» ее воодушевляли, но хотелось быть умной. Я не очень понял смысл этой надписи, потому что на меня эта книга впечатления особенно умной не произвела. И вообще никакого особого впечатления, кроме очень интересных тюремных записок Паши Шеремета.
- Евгений Доминикович, собирались-то мы говорить о Вашем юбилее, а получилось о газетах и политике.
- Мой друг и учитель известный писатель Анатолий Иванович Стрелянный сказал: «Что делать, в душе юнец, физически тоже вроде нормально, а по паспорту…» У меня еще не было времени подумать, что же мне хочется сказать обществу в связи со своим юбилеем.
- У вас трое детей от трех браков, две бывшие жены и одна настоящая. Известно, что Вам удается со всеми быть в хороших отношениях. А еще у вас слава… не ловеласа, но любителя женщин. Как это вам удается и чужих женщин любить, и семью сохранить?
- Потому что один из моих главных принципов – отношение к любимому человеку как именно к нему, а не кому-то выдуманному. Одна из жен как-то упрекнула меня в том, что я люблю молоденьких девушек. Я ей ответил: «А ты разве не знала об этом, когда выходила за меня замуж?» Оказывается, надеялась, что это пройдет. Но вот если бы прошло, то это уже был бы не я, а кто-то другой. Поэтому мы и разошлись, хотя и остались друзьями.
- Сколько бы Вы ни утверждали, что Вы – невезучий писатель, или еще в чем-то вам не повезло, но вот лично у меня впечатление: Евгений Будинас – человек, которому везет. При этом, конечно, я понимаю, что вы не в лотерею все выиграли, а всегда чем-то занимались. Книги, сценарии, музеи, издательства, стройки… Будете спорить?
- Вам показалось. Про то, что я неудачник, я никогда не говорил. Я про неудачи говорил, которых было навалом. А везение мое лишь в том, что любые неудачи я всегда умел повернуть в свою пользу хотя бы тем, что извлекал из них урок. Другое дело, что вот сейчас мне новые уроки уже вроде и ни к чему. Но вот в чем мне везло больше всего, так это – встречи с людьми. У меня всегда были замечательные учителя – в вильнюсской школе рабочей молодежи, в литературе, в жизни. А главное – какие женщины! И как я их любил… Иногда кажется, даже больше, чем работу. Может быть поэтому уж с ними-то мне всегда везло.
|
